
Во времена царствования Анны Иоанновны, в этот день в 1733 году (25 декабря 1732 г. по старому стилю) в Москву был доставлен закованный в цепи и кандалы самозванный «царевич Алексей Петрович» и посажен в тюремный острог.
Самозванцев в те времена было мноэество, но этот случай не совсем обычный.
К этим самым самозванцам со времен Смуты относились очень серьезно. Смерть сына Петра I породила в своё время многочисленные слухи и толки в народе. Первый самозванец объявился еще в 1724 году, на следующий год - второй, в декабре 1730 - ещё один. Всех их казнили, но это не помогло. Данным делом заинтересовалась сама императрица Анна Иоанновна, потребовавшая от московского губернатора Семена Салтыкова и начальника Тайной канцелярии Андрея Ушакова регулярно сообщать ей о ходе следствия.
Самозванец (на самом деле Тимофей Труженик) рано осиротел (не помнил ни отца, ни матери) и стал бродягой – «ходил в разных уездех по сёлам и по деревням, кормился работою». Взрослым он бродил по южным окраинам Российского государства, одно время был бурлаком на барках богатого воронежского купца.
Под старость он перешёл к сбору милостыни. Возможно, Тимофей занимался и магией, так как всегда имел при себе деревянный стакан и землю в платке – для ворожбы. Судя по всему, он любил открыто демонстрировать набожность, из-за чего и получил своё прозвище (в старину тружеником называли также аскета, подвижника).
.
Трудно сказать, когда и почему он стал смотреть на себя как на старшего сына Петра I. Но «проявился» он после того, как по стране, в соответствии с манифестом от 17 декабря 1731 года, стали приводить к присяге будущему, но пока неизвестному наследнику трона. Сумятицей в умах людей, гадавших, кому же это они присягают, и воспользовался Труженик.
К февралю 1732 года он оказался в дворцовом селе Чуево Тамбовского уезда. Перед Сырной неделей (Масленицей), будучи в гостях у однодворца Семёна Брюзгина, Тимофей вопросил: «Вы, народ, знаете, кому присяга была – мне де, не мне? А чють де не мне! А я де – труженик, мне де Бог велел так труждатца. Будет вы не верите, что я царевич, – есть ли де у вас такой человек, которой бы, смотря на землю, узнал, как ево зовут? Тот бы де [человек] показал вам о мне подлинно».
В отличие от других джецаревичей, Тимофей на трон претендовать не собирался, войско не собирал и бунт не поднимал. Чего же хотел самозванец? Вероятно, безбедно пожить за счёт почитателей.
В конце февраля переехал Труженик с двумя сподвижниками в дворцовое (ясачное) село Мача Инсарского уезда. Их радушно привечал крестьянин Пётр Жиляев. Когда у него собрались и другие гости, приезд «царевича» отметили хмельным застольем. Сидя за столом, Труженик объявил: «Я де не мужик и не мужичий сын – я де царевичь Алексей Петровичь. И присяга де кому была? Вет де была прибудущему! А хто де прибудет? Полно де – не то л-та он?» «Будучи пьяной», самозванец начал совершать магические действия: «показал в платке земли немного, и, зачерпнув в ковше воды, тое землю высыпал», после чего обратился к Жиляеву: «Узнаёш ли де, что это? Мне де надобен видущей человек, которой бы мог поднять погреб, в котором есть казна и три знамя, и сидят де в том погребу Кудеяр да старой царь (Пётр I) и той казны не дают». Потом Тимофей заявил: «И я де не мужик и не мужичей сын – я де царевич и работать де не умею («работой» тогда называли подневольный труд.). Я де, хотя на вид мужик и руки де и ноги и волосы мужичьи, да не мужичей де я сын и не мужик буду. От орла де орёл, а от галки галка родитца, а от мужика де мужик будет и до веку скончаетца мужиком. А я де – не мужик и не мужичей сын, да не мужик де буду». После этого он снял «с почтаря знак деревянной, на котором написан герб, и тому почтарю говорил: «Ты де тому гербу помолись и, перекрестясь, приложись – это де тежело царство и божество. И опричь де меня некому того знака с тебя снять – я де хотя и сниму, на мне де ничего не спроситца»».
В мае или июне 1732 года лжецаревич отправился на Дон. В Яменской станице Тимофей стал на постой к «бурлаку» Лариону Стародубцеву. По показаниям последнего на следствии, сначала Тимофей «сказался так, что он трудитца Богу», но потом Стародубцеву предложил: «Пойдём де со мною в Открывон-град! Там святых много и стоит де образ Знамения Пресвятыя Богородицы. И мы де её вынесем – так я де царь буду и Бог, и многое де множество казны будет, и которыя де будут при мне, и тех де стану дарить златом и сребром и золотыми коретами, и хлеба де столко не будет, сколко золота и серебра». Труженик уточнил, что богатства спрятаны в «городище», которое охраняют четыре «пристава», но не сказал, где именно этот «град». Затем он сообщил, что является «Алексеем Петровичем» и после вскрытия клада займёт престол. Далее он Лариона спросил: «Как де тебя зовут?» Услышав ответ, пришелец заявил: «Нет де, не Ларионом тебя зовут – зовут де тебя Петром Петровичем, и ты де царевич». Стародубцев ему «говорил, что он Ларион, а не Пётр и не царевич». Но тот стоял на своём: «Делай де по-моему и называйся старого царя сыном – царевичем Петром Петровичем. А будет де по-моему не будешь делать, то де я тебя в котле сварю». Тогда Стародубцев «сказал, что он так называтца будет, – мыслил простотою своею, что оной Труженик подлинно царевич и ево, Стародубцова, обогатит. И пошёл тот Труженик в Танбовской уезд по-прежнему».
На Тамбовщине и в соседних уездах у Лжеалексея были, как минимум, 30 сторонников. Но в Чуево отношение к нему стало меняться – возможно, потому, что он обещанный клад не вскрыл.
Хотя не все чуевские жители были сторонниками самозванца, слух о нём разошёлся по всему Тамбовскому уезду. Молва гласила, что его чуть «не извели бояре» и он лишь чудом спасся, а нынче ходит в облике мужика по сёлам и деревням, призывая народ пойти с ним в Открыван-город за богатствами, а затем к Москве. Пока же его основное пристанище – село Чуево. Там-де он показывал сомневающимся «царские знаки» на своём теле и читал «манифест» о присяге ему.
В августе об этих слухах узнал тамбовский воевода Афанасий Кологривов. Он разослал соглядатаев и приказал проверять «пашпорты» у всех приезжих людей, а подозрительных лиц присылать под караулом к нему в провинциальную канцелярию.
Похождения «царевича» закончились в октябре 1732 года. Солдаты из команды подпоручика Фёдора Кравцова, посланной для взыскания недоимки подушной подати, увидели его у избы Жиляева и, заметив, что он пытается скрыться, бросились вослед. Самозванец укрылся в доме Мордвинки, но его нашли. На вопросы подпоручика задержанный не отвечал, но затем объявил «государево слово и дело». Его переправили сначала в Инсар, а потом в Тамбов, где сразу же заковали в кандалы и посадили в тюрьму.
На «роспросе» Труженик заявил воеводе: «Я не мужик и не мужичий сын, я орёл, орлов сын, мне орлу и быть – я царевич Алексей Петрович». Естественно, Кологривов усомнился. Тогда арестант повторил всё слово в слово и добавил, что недавняя присяга была ему. Затем, с минуту помолчав, сообщил: «И на монетах персона пишется моя, да и по господам моя персона разослана». После этого Лжеалексей потребовал отвезти его к «сестре» – императрице Анне Иоанновне, ибо он «знает, где ныне старой царь, и имеет де он донесть самое тайное дело», но «окроме де Ея величества никому о том… не скажет». Позднее Кологривов ещё несколько раз допрашивал самозванца, но ничего нового не узнал.
В тюрьме Тимофей продолжал изображать «царевича» – перед колодниками, а также навещавшими его сообщниками. Но кое у кого из них арест «государя» усилил сомнения в его «подлинности». Брюзгин, Бровкин и Ермолаев послали крестьянина Василия Плешивого, «бурлака» Фадея Емельянова и однодворца Кондратия Шапкина за Стародубцевым. Тот приехал и подтвердил, что Труженик – действительно царевич Алексей. Ларион даже успел до отправки Тимофея в Москву получить от него наказ – отправиться в Открыван-город и «вскрыть сокровище».
В начале декабря Труженика повезли под конвоем в Москву. 25 декабря он уже был в Тайной конторе. Новоявленного «царевича» подвергли страшным пыткам: били плетьми, прижигали тело раскаленным железом, трижды пытали на дыбе. На первом же «роспросе» он сообщил своё настоящее имя, отказавшись тем самым от мифической ипостаси. Могли в те времена допрашивать! Позднее он рассказал реальную биографию, но даже под пытками утверждал, что «царевичем не назывался». Правда, он выдал шестерых сообщников, которые, в свою очередь, вывели следователей на других.
От них–то следователи и узнали, что у самозванца был якобы и «брат», «царевич Петр Петрович», который в действительности оказался казаком станицы Яменской Ларионом Стародубцевым, сумевшим собрать несколько десятков бурлаков, беглых крестьян и казаков. Они сначала пытались выручить Тимофея, а затем решили продолжить его дело и ускорить подготовку к походу на Москву, но были арестованы. Всех допрашивали и пытали еще четыре месяца, но новых имен сообщников Тайная канцелярия так и не узнала. Наверное их и не было.
Приговором, утверждённым царицей 31 октября 1733 года, повелевалось отсечь ему голову – там, «где от него злодейство более произносимо было», после чего, «зделав деревянной столб, взоткнуть оного самозванца Тимофея голову на железной кол, а тело ево зжечь». Казнь произошла в Чуево в конце мая или в июне 1734 года.
.
Journal information